Повторюсь, личная борьба
Иосифа не имеет никакого отношения ни к политике, ни к социальным движениям,
вообще ни к каким реальным войнам общества. Это его борьба за свою эстетику,
свое понимание развития и движения изобразительного искусства. И орудием этой
борьбы для Якерсона являются мастерство художника и этические нормы. Искусство
Якерсона претендует на освещение и осмысление событий двухтысячелетней давности
внутри одного государства и одной общины, не выходя за ее пределы, непредвзятым
современником и «репортером» — жителем этого государства и участником
этой общины.
Далее, в
свете заранее заданных нравственных правил "объективного репортажа" с места
событий. Никого загодя не клеймя и не защищая, не отвергая и не
противопоставляя, Иосиф рассматривает взаимоотношения Иисуса и Иуды Искариота.
Кто они друг другу – предатель и жертва или жрец и жертва? Если хоть на минуту
допустить возможность последнего (а такое допущение есть само по себе уже
вероятность), то кто, собственно, жрец и кто жертва в ближней и дальней
перспективе? Они враги? Или, может, сотрудники? И каждый исполнил свой долг и
свою роль в формировании новой великой религии? Ведь Иисус создавал не тайную
герметическую секту. Он же нисколько не скрывался. Наоборот, всенародно
проповедовал, тем самым набирая учеников и последователей. Открыто
путешествовал с ними по стране, впоследствии названной Святой Землей. Оживлял
Лазаря, превращал воду в вино, исцелял, наконец, в Иерусалиме принародно
изгонял менял из Великого Храма! Более того, во время Последней Вечери Иисус
предрек, что совсем вскоре будет предан. Указав при этом любимому ученику,
возлежащему у него на груди – Иуде Искариоту – что предан будет именно им, он
сказал также, чтобы последний сделал это скорее (НОВЫЙ ЗАВЕТ. ОТ ИОАННА СВЯТОЕ
БЛАГОВЕСТВОВАНИЕ 13, 24-27). Но еще
удивительней то, что как раз во время возлежания на Иисусовой груди, в Иуду
Искариота вселился бес – непосредственная причина предательства! Бес непутевый,
что ли попался, но попутал, прямо сказать, в самое неподходящее время!
С другой
стороны, с чего бы стражникам понадобились особые опознаватели, предатели для
ареста Иисуса? Деяния Иисуса были столь нарочито открытыми, что не опознать их
делателя просто не было возможности. Ведь именно потому, что они были столь
значимы и общеизвестны, столь общедоступны и популярны они стали столь
нежелательны и опасны власть предержащим. Кстати, не безгрешных среди учеников Иисуса
и без Иуды хватало. И вот, поди ж ты, Иуда – апофеоз зла, даже его воплощение,
а остальные ученики – воплощение святости. Для современника тех событий, да еще
с его незаинтересованным репортажем, пожалуй, не слишком убедительно.
В графических работах
Якерсона непривычно много внимания уделено Иуде Искариоту. Он рассматривается как
фигура с вынесенным ему общественным приговором. Но так ли уж окончательным и бесповоротным?
Насколько, абсолютно ли не подлежащим обсуждению? Такой он или этакий, быть
может, действительно ужасный и преступный, но откуда же он такой взялся? И что
сделало его тем, кем он стал и остался в истории христианской религии и
культуры? Есть в этом мире кто-то, кто несет хоть какую-то часть вины за
погубленную, проклятую, но оттого не менее несчастную душу? Не от великого же
счастья он повесился? Бес попутал? Вот прямо на глазах и в присутствии
Учителя?! Или же он родился с единственной заведомой целью и намерением (потому
что иначе чьими были эта цель и намерения?) сначала обзавестись Учителем, а
затем обманным поцелуем предать его, передав в руки стражников и тогдашнего
правосудия? Заранее зная и понимая, что не прокуратор, а именно еврейский
первосвященник настоит на распятии Иисуса. А когда цель его, Иуды, жизни будет
достигнута и задача выполнена, то сам он естественным образом самоистребится. В
Библии ничего сколько-нибудь существенного не говорится об Иуде (кроме того,
что он был сборщиком налогов) до момента, когда он встретил Иисуса и стал его
учеником и последователем.
Понимая, что любое сказание
Библии имеет самое высокое культурно-нравственное значение во все последующие
ее написанию века (вернее, ее канонизации в современном виде) вплоть до нашего
времени, а вопросы о пропащих душах вообще вневременные и совершенно
современные, Якерсон как бы отыгрывает историю жизни Иуды назад, представив
возможную (одну из возможных) версию рождения, детства и отрочества этого
зловещего персонажа до встречи с Иисусом и рокового поцелуя. Так что и в
наихудшем варианте, то есть с пропащей душой Иуды, допустив возможность
ненужности и безнадежности начала жизни, легко допустить вероятность и
естественность соответственного ее продолжения.
Иудa Искариот
Светлана Штутина. Иудины Рисунки.
Повторюсь, личная борьба Иосифа не имеет никакого отношения ни к политике, ни к социальным движениям, вообще ни к каким реальным войнам общества. Это его борьба за свою эстетику, свое понимание развития и движения изобразительного искусства. И орудием этой борьбы для Якерсона являются мастерство художника и этические нормы. Искусство Якерсона претендует на освещение и осмысление событий двухтысячелетней давности внутри одного государства и одной общины, не выходя за ее пределы, непредвзятым современником и «репортером» — жителем этого государства и участником этой общины.
Далее, в свете заранее заданных нравственных правил "объективного репортажа" с места событий. Никого загодя не клеймя и не защищая, не отвергая и не противопоставляя, Иосиф рассматривает взаимоотношения Иисуса и Иуды Искариота. Кто они друг другу – предатель и жертва или жрец и жертва? Если хоть на минуту допустить возможность последнего (а такое допущение есть само по себе уже вероятность), то кто, собственно, жрец и кто жертва в ближней и дальней перспективе? Они враги? Или, может, сотрудники? И каждый исполнил свой долг и свою роль в формировании новой великой религии? Ведь Иисус создавал не тайную герметическую секту. Он же нисколько не скрывался. Наоборот, всенародно проповедовал, тем самым набирая учеников и последователей. Открыто путешествовал с ними по стране, впоследствии названной Святой Землей. Оживлял Лазаря, превращал воду в вино, исцелял, наконец, в Иерусалиме принародно изгонял менял из Великого Храма! Более того, во время Последней Вечери Иисус предрек, что совсем вскоре будет предан. Указав при этом любимому ученику, возлежащему у него на груди – Иуде Искариоту – что предан будет именно им, он сказал также, чтобы последний сделал это скорее (НОВЫЙ ЗАВЕТ. ОТ ИОАННА СВЯТОЕ БЛАГОВЕСТВОВАНИЕ 13, 24-27). Но еще удивительней то, что как раз во время возлежания на Иисусовой груди, в Иуду Искариота вселился бес – непосредственная причина предательства! Бес непутевый, что ли попался, но попутал, прямо сказать, в самое неподходящее время!
С другой стороны, с чего бы стражникам понадобились особые опознаватели, предатели для ареста Иисуса? Деяния Иисуса были столь нарочито открытыми, что не опознать их делателя просто не было возможности. Ведь именно потому, что они были столь значимы и общеизвестны, столь общедоступны и популярны они стали столь нежелательны и опасны власть предержащим. Кстати, не безгрешных среди учеников Иисуса и без Иуды хватало. И вот, поди ж ты, Иуда – апофеоз зла, даже его воплощение, а остальные ученики – воплощение святости. Для современника тех событий, да еще с его незаинтересованным репортажем, пожалуй, не слишком убедительно.
В графических работах Якерсона непривычно много внимания уделено Иуде Искариоту. Он рассматривается как фигура с вынесенным ему общественным приговором. Но так ли уж окончательным и бесповоротным? Насколько, абсолютно ли не подлежащим обсуждению? Такой он или этакий, быть может, действительно ужасный и преступный, но откуда же он такой взялся? И что сделало его тем, кем он стал и остался в истории христианской религии и культуры? Есть в этом мире кто-то, кто несет хоть какую-то часть вины за погубленную, проклятую, но оттого не менее несчастную душу? Не от великого же счастья он повесился? Бес попутал? Вот прямо на глазах и в присутствии Учителя?! Или же он родился с единственной заведомой целью и намерением (потому что иначе чьими были эта цель и намерения?) сначала обзавестись Учителем, а затем обманным поцелуем предать его, передав в руки стражников и тогдашнего правосудия? Заранее зная и понимая, что не прокуратор, а именно еврейский первосвященник настоит на распятии Иисуса. А когда цель его, Иуды, жизни будет достигнута и задача выполнена, то сам он естественным образом самоистребится. В Библии ничего сколько-нибудь существенного не говорится об Иуде (кроме того, что он был сборщиком налогов) до момента, когда он встретил Иисуса и стал его учеником и последователем.
Понимая, что любое сказание Библии имеет самое высокое культурно-нравственное значение во все последующие ее написанию века (вернее, ее канонизации в современном виде) вплоть до нашего времени, а вопросы о пропащих душах вообще вневременные и совершенно современные, Якерсон как бы отыгрывает историю жизни Иуды назад, представив возможную (одну из возможных) версию рождения, детства и отрочества этого зловещего персонажа до встречи с Иисусом и рокового поцелуя. Так что и в наихудшем варианте, то есть с пропащей душой Иуды, допустив возможность ненужности и безнадежности начала жизни, легко допустить вероятность и естественность соответственного ее продолжения.